Разумеется, простые работяги делились новостями и выражали свое мнение совсем другим языком — куда более грубым и порой жестким — а я уже сам мысленно подставлял нужные термины и упорядочивал все это в своей голове.

На насекомых поток новостей не закончился, а стал лишь сильнее. Измены, драки, какой-то одиночный пикет демонстранта, неудачная попытка основать новую партию, грядущий сбор всех крупных ответственных лиц на ежегодное совещание — где они, как всегда, не придут к единому мнению, зато вкусно нажрутся, напьются дорогущего алкоголя и разойдутся. Хотя это может и хорошо, ведь перемены всегда ведут к плохому. Помимо всего этого они вспомнили еще с десяток различных происшествий, включая массовое отравление на третьем уровне и убийство по пьяному делу на четвертом — преступник сдался сам, явившись в участок.

Судя по услышанному, наш Хуракан серьезно лихорадило, а опасностям он подвергался как изнутри, так и снаружи. И ничего мы с этим поделать не можем — потому что нынешнее руководство полное дерьмо и как огня боятся радикальных движений. Предпочитают лечить зреющую опухоль припарками, а не выверенным иссеканием скальпелем…

Наконец, налившись чаем до горла, они как-то разом поднялись, попрощались и двинулись к выходу плотной группой. Сгорбленный старичок чуть отстал, прошелся ладонью по омытой мной стене, осмотрел ее, понюхал, одобрительно кивнул и показал мне большой палец — молодец, сурвер. Я с искренней улыбкой кивнул ему в ответ — честному трудяге, чья жизнь прошла в этих стенах.

Я бы хотел поболтать еще с Бишо, но старый ветеран исчерпал запас сил и явно был бы рад прямо сейчас закрыть свое заведение и отправиться спать. Я понял это без слов и первым сказал, что я устал и хочу отоспаться перед ночной сменой. Бишо эту мысль поддержал, мы поручкались и распрощались до следующего раза. Я надеялся заглянуть сюда завтра, но понятия не имел как сложится мой безумный график и будут ли у меня силы, ведь я снова жаждал бега… и погружений в темные холодные воды…

Оценив свое состояние, я решил наведаться в Тэмпло и подробней узнать про работу, прежде чем усаживаться за чтение и сканирование папок. Утяжеленная сумка была со мной, сапоги болтались на ней, так что я вполне был готов окунуться в говно хоть прямо сейчас…

Я вошел в Тэмпло через главные двери — те, что служили входом для всех экскурсий, посетителей здешнего мини-музея и для всех тех прочих, кто пришел сюда от праздной скуки. Мне бы следовало идти через служебные вход, но я понятия не имел, где он находится. Так вот и очутился на выложенной таметными плитками квадратной площади, окруженной высокими стенами цехов и административных помещений. Над одной из дверью было гордо начертано «Род ЯКОБС» — а такой выпендреж нами сурверами, конечно, горячо осуждался. Туда я двинулся, но по пути наткнулся на охранника с синей нарукавной повязкой. Остановив меня жестом, оглядел с ног до головы и спокойно поинтересовался:

— Кто? Куда? Зачем?

Мысленно восхитившись его лаконичностью, я представился и назвал причину своего визита. В доказательство протянул полученный от ночного бригадира контракт, а пока он вчитывался в текст, я изучал его. Ему лет сорок семь, может больше, а может и меньше — густые вислые усы добавляют возраста и солидности, равно как и морщины у глаз. Сложен крепко, ни малейшего намека на выпирающий живот, комбинезон светлого песочного цвета чист и выглажен. На поясе справа висит тяжелая дубинка, там же карман для сурвпада, а слева закреплен электрошокер. Волосы прикрыты тряпичной кепкой, на ногах легкая обувь с толстой подошвой. В общем мужик выглядит более чем весомо и вот с ним я бы драться точно не захотел.

— Тебе не сюда, парень — буркнул он, отрывая взгляд от бумаги и возвращая ее мне — Пойдем покажу.

Коротко кивнув махнувшему в ответ парню в точно таком же комбинезоне, он зашагал обратно к выходу. Я поспешил за ним. Двигаясь в бодром темпе, он вывел меня за территорию, провел вдоль стены, украшенной недавно подновленной картиной, изображающей бурлящий от рыбы океан, и вдруг резко остановился прямо напротив плывущего «на нас» крупного тунца, будто готового вот-вот выскочить из стены и устроить Хуракану сюрприз. Повернувшись ко мне, он наставил на меня указательный палец правой руки и сурово приказал:

— Не жалей никого из этой слизи, парень! Никого! Понял?

Удивленный этим внезапным напором, я тихо поинтересовался:

— Не жалеть кого?

— Ты недавно прошелся с проверкой по коридорам под бассейнами, верно?

— Верно — подтвердил я.

— И там ты обнаружил полную некомпетентность, лень и откровенную халтуру всех тех, кто должен был следить за порядком вверенного им объекта. Верно?

А он рубит с плеча и даже не пытается как-то смягчить слова. Вряд ли он рядовой охранник. Я поискал взглядом какие-нибудь лычки на воротнике и плечах, но ничего не нашел и просто кивнул:

— Верно.

— Как только ты все это обнаружил там, мистер Дуглас Якобс приказал никого не пускать вниз здесь — он наклонился ближе, дохнул на меня жареной рыбой и запахом чеснока — Он приказал дождаться твоего прихода. Я лично опломбировал все три ведущих вниз двери и поставил рядом охранников. Смекаешь для чего все это?

— Чтобы никто из ответственных не успел отыскать и устранить протечки и прочее?

— Чтобы никто из ответственных за нижние уровни не успел прикрыть свою жопу от моего пинка, когда ты отыщешь там внизу такой же бардак, как и в бассейнах! — рыкнул охранник — Кредо сурвера — делать все на совесть! Всегда! Получив задачу, ты должен приложить все старания, чтобы не просто выполнить, а перевыполнить ее! А если пренебрежешь доверенным важным делом — то должен понести максимально суровое наказание, чтобы искупить вину!

Стоя вплотную, он дышал уже не только жареной рыбой, но и непреклонной жесткостью и сурверским истовым фанатизмом, хорошо знакомым мне по старым книгам и записям времен первых поколений Хуракана. Там они все такими были — готовым работать до полного изнеможения, бдительно следящими, чтобы их сыновья и дочери были такими же как они тружениками и людьми с репутацией делающих все как следует. Сейчас таких людей почти не осталось — на меня дышал чесноком и рыбой настоящий реликт, считай пережиток прошлого. Но не могу не признаться сам перед собой, что его рокочущие слова задели сурверские струны в моей душе. Заставили меня встрепенуться, оживили уже зыбкие детские мечты, в которых я был настоящим сурвером с непреклонной волей, твердыми принципами и незамутненным взглядом на жизнь.

— Вы не простой охранник — сказал я.

— Я — не простой охранник — кивнул он, не смягчая выражения лица — Так мы договорились, парень?

Выдержав его прямой и почти на физическом уровне давящий взгляд, я ответил:

— Я ни с кем не договариваюсь. Ни о чем. Просто как следует выполняю работу, за которую мне платит наниматель.

Переварив мои слова, он выпрямился и удовлетворенно кивнул:

— А большего от сурверов никогда и не требовалось. Всего лишь надо делать свою работу как следует — будь ты чистильщиком, доктором, сапожником или палачом. Пошли, сурвер Амадей Амос. Работа ждет…

И мы зашагали дальше. Миновали пестрящее красками изображение подводной вкусной жизни, прошли мимо укрытых снежным покрывалом высоких гор, промелькнул сбоку пруд с березовым причалом и наконец закончили движение рядом с открытой двустворчатой дверью. Сбоку табличка «Только для персонала», с легким потрескиванием ярко светятся плафоны длинных ламп, стену подпирает крепкий охранник с цепким взглядом, засунувший большие пальцы рук за пояс. Они коротко кивнули друг другу, и мы вошли внутрь. В лицо сразу ударила теплая волна влажного воздуха, напитанного запахом рыбы и слегка вонью тухлятины. Проскочив несколько безликих пустых помещений, мы спустились на пару метров ниже, прошли мимо полного водой, но пока еще пустого бассейна, протиснулись между двумя облепленными чешуей вагонетками и подошли к делающему спешные заметки мужчины, облокотившегося о высокий бетонный стол. Оторвавшись от работы, он взглянул на меня, и я невольно напрягся, без труда прочитав в покрасневших глазах откровенную неприязнь ко мне лично — на охранника он посмотрел совсем иначе. Я не знаю этого сурвера. Наверняка пересекались на улицах, но лично не знаю — в этом я был уверен. Однако мужчина в добротной матерчатой куртке в крупную черно-серую клетку был явно не в восторге, когда увидел меня. Он невысок, полноват, а когда он сделал несколько шагов к соседнему столу за стаканом, оказалось, что при ходьбе он переваливается как утка. Слегка рыжеватые волосы, близко посаженные серые глаза, слишком крупный нос… нет, я точно не знал этого сурвера.