— До конца осмотреть не удалось — устал. Но завтра готов продолжить.

— Ничего не нашел?

— Нашел…

— В подобных случаях все найденное вроде как на схеме отмечают. Тебе с собой схемы помещений выдали?

— Выдали — вздохнул я, доставая из сумки свернутые пластиковые листы — Отметки сделал, как и положено.

— То есть проблемы там все же есть. И сколько их? — спросил он, беря рулон одной рукой, а другой доставая очки из нагрудного кармана — Протечки? Одна? Три?

— Насчитал четыре серьезные течи и семнадцать подтеканий — ровно произнес я, своими словами прямо сейчас лишая кого-то работы и скорей всего ломая человеку карьеру — Вода уходит в сливные решетки, но пара стоков уже забита и есть разливы.

— Погоди… сколько-сколько? Четыре прямо течи и семнадцать подтеканий? И насколько серьезные течи?

— Да порядочные. Прямо хлещет из соединений. Я бы подтянул, но там прокладки меня надо.

— О-хре-неть… — по слогам произнес Дуглас Якобс, открывая схему и пробегаясь глазами по схеме — И это ты еще не везде побывал, говоришь.

— Не везде — признал я — Устал. Но завтра…

— Завтра готов повторить — кивнул он — Я слышал. Эй, Мартин… а ты слышал слова этого сурвера? Про четыре течи и семнадцать мать его подтеканий…

— Слышал — кивнул бригадир.

— Кто ответственен за тот участок?

— Я… да я… не совсем уверен, мистер Якобс. Кто-то из старших техников дневной схемы.

С хрустом сжав схемы, Дуглас Якобс с шумом выдохнул воздух и зашагал к выходу, бросив на ходу:

— Давай за мной, Мартин! И вы двое тоже! Живо!

Все ломанулись за ним и вздрогнули, когда из коридора прогрохотало яростное:

— Тварь!

Комната опустела. Пожав плечами, я шагнул к столу, открывая сумку — самое время запастись бесплатной едой на следующий день и пополнить бутылку чаем. А затем пошустрее свалить отсюда, не дожидаясь оплаты — завтра заберу. Хотя не факт — мне сейчас почти также плохо как после избиения Сержем Бугровым. Я едва шевелюсь, а мне еще до комнаты как-то ковылять надо…

Большую часть дня я спал и проснулся к шести вечера, если верить откупным часам Шестицветиков. Смешно — я то и дело забывал о чертовой псевдо-спортивной, а на самом деле бандитской группировке, но стоило бросить взгляд на циферблат древних часов и это мгновенно оживляло воспоминания и укалывало злостью. Твари разбили мамины часы. Твари избивали меня. Я не простил и не верю их призывам забыть старые обиды. И какой вывод, сурвер? Да простой — не надо откупаться от врагов вещами, которые всегда будут напоминать о тебе. Если откупаться — то только безликими деньгами. Их потратил и забыл…

Размышлял я на эту тему, продолжая валяться в кровати, не просто так — я боялся снова пошевелиться. При пробуждении повернулся на бок и… едва не заорал от пронзившей все тело сильнейшей боли, исходящей, похоже, не только от поврежденных мышц, но и от суставов и связок. Не болели только лицо и уши, а все остальное… такое впечатление, что мне в мясо и кости ввинчивают ржавые шурупы… Впервые в жизни у меня болели даже пальцы ног, причем как изнутри, так и снаружи — оказалось, что вчера я начерпал голенищами чуток воды и стер кожу до крови. Руки в локтях едва сгибались и, хотя меня убивала жажда, пришлось её терпеть еще четверть часа, пока я осторожно разрабатывал мышцы и усаживался на кровати. Вот что я делал этой ночью? Ерунда ведь, казалось бы, если разобрать на составляющие. Я много ходил, десятки раз спускался и поднимался по вертикальным лестницам, перебирался через препятствия и подлазил под них, почти сутки оттаскал на спине специально утяжеленную непромокаемую сумку. Всего-то… а ощущение будто меня молотком избили, пройдясь им по каждой части умирающего от боли тела…

— Надо что-то с этим делать — едва слышно простонал я, когда утолил жажду — Иначе сдохну…

Клин клином вышибают, а контрастной ванной добивают.

Мне стало чуть легче, когда я, потихоньку разминаясь, покряхтывая, дошел до банного комплекса Чистая Душа, а после долгого отмокания сначала в холодной, затем в горячей и снова холодной ванне почти боль утихла и ко мне вернулась некоторая свобода в движениях. Вернувшаяся жажда заставила выпить пару литров воды, тяжелым грузом легшей в содрогающемся от рвотных позывов желудке. Продлив свое пребывание еще на два часа, лежа в исходящей паром ванне и глядя в потолок, я констатировал очевиднейший факт:

— Я дебил.

Подтверждая диагноз, с потолка сорвалась тяжелая гроздь капель конденсата, разбившись о мой воспаленный лоб.

Я переборщил с физическими нагрузками. И уже чувствую что-то вроде подступающей сильнейшей простуды или чего похуже: нос истекает соплями, легкая головная боль, тошнота и озноб. Если не полегчает в ближайшие часы, придется топать в медпункт и просить лекарства. Чуть сдвинувшись в заполненной наполовину горячей водой ванне, я прикрыл глаза и замер, погружаясь в дрему…

В медпункт я не пошел — незачем было. После затянувшихся водных процедур мне полегчало, а проснувшийся зверский аппетит заставил направиться к источнику съестного — в магазинчик госпожи Таулус. Шагал я довольно бодро, ощущая скованность везде кроме полностью оживших ног, что неудивительно после моих многочасовых пробежек и ходьбы.

Добравшись до знакомого переулка, я свернул, обрадованно зыркнул на открытое окно и сунул руку в карман, нащупывая деньги.

— Славного и доброго, госпожа Тау… — я осекся, когда в нос ударил душный запах дыма и говна, и едва не закашлялся.

Какого хрена?

Сумрак по ту сторону превращенного в прилавок подоконника качнулся мне навстречу, обрел более четкие очертания и наконец явив коридорному свету обрамленное черным платком знакомое морщинистое лицо с недовольно поджатыми губами и разросшейся багровой опухолью на носу.

Культистка Сувонн… а эта тварь что тут забыла?

Заметив мое замешательство, старуха радостно осклабилась почернелыми зубами и, дохнув гнилью и все тем же дерьмом — жрет она его что ли⁈ — сказала:

— А вот и герой шестого уровня собственной персоной — сурвер Амадей Амос… Давненько не виделись.

— Где госпожа Таулус? — спросил я и старуха удивленно заморгала и чуть подалась назад, пораженная требовательностью в моем голосе.

— И не поприветствовал ведь даже…

— Я здоровался — возразил я, поверх ее головы пытаясь разглядеть содержимое погруженного в темноту помещения.

Увидел я мало и много одновременно — стоящие на полу ящики, старый шкаф с распахнутыми створками и кровать с поднятым на ребро матрасом. Вот черт…

— Здоровался — кивнула культистка — Да ведь не со мной, а…

— Ах ты ж! — выдохнул я и мой кулак с силой впечатался в подоконник.

Руку и плечо пронзила боль, но я не обратил на нее внимания, глядя на едва виднеющуюся кровать.

В Хуракане есть традиция сразу же после смерти кого-либо отправлять его постельное белье в стирку, а матрас поднимать и ставить на ребро, оставляя так хотя бы на несколько дней. Рядом зажигался небольшой светильник, работавший до тех пор, пока хватит заряда батареи. В некоторых семьях и общинах принято завешивать тряпками зеркала и оставлять все двери нараспашку — уж не знаю зачем. Гораздо позднее появилось мерзотное новшество — запаливать дымные спирали с добавлением экскрементов и оставлять в помещении для окуривания. Само собой это новшество ввел Культ и, само собой, делал он это не бесплатно.

Матрас был поднят. И под ним тускло светил фонарик, в чьем свету медленно извивалась струйка дыма.

Вот же черт…

— Ты чего⁈ — удивительно проворная для своего возраста культистка отпрянула назад — А ну!

— Умерла — выдохнул я — Госпожа Таулус умерла…

— Умерла-умерла! — закивала культистка и, поняв, что моя вспышка эмоций направлена не на нее, снова подошла к окну — А я уж провожаю ее душу в последний путь. Тело-то уж второй день в грибнице покоится.

— Бедная Галатея… — тихо сказал я, опираясь ладонями о подоконник — Холисурв…